Бухгалтер и внутривидовая конкурентная борьба

Время перемен

Мы с вами, дорогие друзья, живем во время больших перемен. Они фактически составляют контекст нашей повседневности, и поэтому нам может быть не просто обратить на них внимание. С этой точки зрения всегда лучше удается разговор о прошлом. И чем более оно удалено от нас, тем больше, нам кажется, мы понимаем некие общие тенденции, течения, глобальные характеристики того, что происходило тогда. Говорить о своем времени всегда сложнее. Ведь для этого необходимо, как минимум, отвлечься от каждый день наваливающихся на тебя забот и посмотреть на происходящее, участником которого ты круглосуточно являешься, как бы со стороны. Или сверху, чтобы разглядеть то общее, что мешает увидеть собственное частное.

Сложно, например, думать об автомобиле, на котором ты с утра подвозишь детей до школы, как об очередном шаге технологической эволюции. Сегодня проще увидеть ее черты в первом поезде, прошедшем по только что проложенной железной дороге где-нибудь в 1874 году. «Сотворенная человеком среда всегда игнорируется им в период, когда она только создается. Когда ее сменяет другая среда, она сразу становится зримой» ([1] стр. 21).

Вместе с тем такое, в чем-то отвлеченное, осознание своего собственного времени – это возможность если не быть на шаг впереди от своего настоящего, то хотя бы не отстать от него. Не потеряться в вихре стремительно происходящих изменений. И как можно дольше не проиграть будущему, всегда готовому списать нас в связи с полной амортизацией.

Все здесь сказанное чрезвычайно важно для нашей профессиональной жизни, ведь любая профессия (а точнее любая профессиональная среда) характеризуется постоянным состоянием внутренней и внешней конкуренции. И всегда стремится максимально соответствовать современности, не прощая своим членам возможного несоответствия любому адаптированному профессией новому.

Наши дни – это время технологического скачка (рывка), называемого очередной технологической революцией (как правило, четвертой), революцией в области прежде всего информационных технологий. Прорыв здесь – это фантастически стремительное развитие инструментов взаимодействия людей друг с другом и с глобальным информационным пространством.

Все происходящее имеет самое непосредственное отношение к практике бухгалтерского учета – и к ее сегодняшнему состоянию, и к перспективам ее развития. Это, в частности, прекрасно отразило содержание последнего международного бухгалтерского конгресса в Сиднее в 2018 году. Ведь роль бухгалтерского учета в экономической жизни – роль поставщика информации, анализ и оценка которой служат основой для принятия управленческих решений. Именно бухгалтерский учет занимает значимую часть информационного пространства современной экономики. А значит, именно бухгалтерского учета касается революция в области информационных технологий.

Пугающие обстоятельства

Пожалуй, в 2021 году уже будет лишней тратой вашего времени обоснование здесь утверждения о том, что происходящие в настоящее время технологические перемены – глобальны, всепоглощающи, как никогда стремительны, а значит, как никогда не оставляют нам времени хоть как-то их осмыслить. И, что ни говори, мы в них живем.

Однако, помимо прочего, эти перемены пугают. Наше вероятное технологическое будущее угрожает нам. Пугают антиутопии, сулящие мрак технологического неравенства. Пугают заголовки типа «роботы наступают», «искусственный интеллект против интеллекта человека», «трансгуманизм как потеря человека в человеке» и т. п. Откладываются в подсознании сюжеты фильмов о «восстании машин». Озадачивают комментарии продвинутых аналитиков об оболванивании подрастающего поколения «тупыми» гаджетами, волнуют перспективы «бездушного» онлайн-обучения и проч. и проч.

Однако это, что называется, «общие места» нашей текущей повседневности. Но есть «страшилка» более конкретная и «профессионально ориентированная», касающаяся непосредственно бухгалтеров. Это все чаще звучащий в последние годы рассказ о «вымирании» нашей профессии вследствие технологического прогресса.

Полагаю опять же нет смысла в очередной раз приводить здесь яркие высказывания высокопоставленных чиновников, цитаты из международных экономических изданий, бесчисленные «за» и «против» неизбежности «смерти бухгалтерской профессии».

Следует признать: страх существует, он иррационален, ибо все рациональные доводы свидетельствуют об очевидной пользе развития технологий для нашего профессионального сообщества. Следовательно, чрезвычайно важно, как минимум, разобраться в его (страха перед новыми технологиями) природе и, как максимум, заставить его работать нам на пользу.

Мы конкурируем

Природа нашего страха перед новыми технологиями кроется в непрерывно реализуемых на протяжении всей истории человечества механизмах внутривидовой конкуренции как основы нашей биологической эволюции. Однако парадоксально, но в рассматриваемом нами случае эти процессы представлены нашей технологической (искусственной) эволюцией.

Здесь, с одной стороны, отсылая читателя к работам, посвященным так называемой «дарвиновской экономике» (см., например ([2])), или к не теряющей актуальности «Голой обезьяне» Десмонда Мориса ([3]), хочется вспомнить и замечание Фридриха фон Хайека, который писал, что «исследователь общества, которому в XIX в. нужен был Дарвин, чтобы познакомиться с идеей эволюции, даром ел свой хлеб. К сожалению, такие встречались, и созданный ими "социальный дарвинизм" несет ответственность за недоверие, с которым в социальных науках относятся к идее эволюции. Разумеется, есть очень важные различия между тем, как действует процесс естественного отбора при передаче культурных особенностей, что ведет к формированию общественных институтов, и как он действует в ходе отбора врожденных биологических характеристик и их передачи по наследству. Ошибка "социального дарвинизма" заключается в том, что он сосредоточился на естественном отборе индивидуумов, а не институтов и традиций, и на передаче врожденных, а не благоприобретенных культурных особенностей индивидуумов. Но хотя буквальное применение дарвиновской теории в сфере социальных процессов ведет к грубым ошибкам, концепция эволюции и там, и здесь остается одной и той же» ([4], стр. 42).

«Фантомные боли» после «самоампутации»

С определенной точки зрения, «все социальные перемены суть последствия внедрения новых технологий (этих самоампутаций нашего бытия) и их проникновения в нашу чувственную, сенсорную жизнь» ([1], стр. 7).

Мы с вами, дорогие читатели, обсуждая вопросы развития нашей профессии, уже обращались к знаменитой работе М. Маклюэна «Война и мир в глобальной деревне» ([1]), фактически развивающей идеи «органопроекции» Э. Каппа (1808–1896) и рассматривающей технологии как продукт эволюции человека – его продолжение. Сам этот взгляд определяет специфику восприятия конфликта человека и его технологий как некой «фантомной боли», возникающей на месте «самоампутации» определенных «биологических» функций человека путем их передачи искусственным инструментам.

«Новая технология, – писал Маклюэн, – разрушает образ частный или корпоративный любого общества, причем настолько радикально, что в сердцах людей поселяется страх и тревога и начинаются [новые] поиски идентичности. Никто и никогда не изучал, какая мера информации необходима, чтобы расшатать образ индивида или общества. В наше время, во всяком случае, объем инноваций намного превосходит все, что было создано нового во всех культурах прошлого во всем мире. Мы отчаяннее наших предков стремимся отыскивать и собирать куски разрушенного образа» ([1], стр. 143). [И вот] «когда новая технология поражает общество, наиболее естественная реакция – вцепиться обеими руками в непосредственно предшествующий период, обнаруживая в нем знакомый и комфортный образ» ([1], стр. 143-144).

По утверждению Маклюэна, «Дарвин и Маркс проигнорировали искусственную окружающую среду в своих теориях эволюции и причинной связи» ([1], стр. 42), среду, формируемую технологиями как продуктом эволюции человека и при этом, в свою очередь, влияющую на человека, в ней существующего, посредством механизмов социодинамики ([5]). С этой точки зрения, «человек – робот не только в личных рефлексах, но и в культурном поведении, и во всех реакциях на продолжения тела, которые мы называем технологиями. [Ведь] Продолжение человека, со всеми их окружениями, суть очевидные области проявления процесса эволюции» ([1], стр. 23).

В настоящее время наиболее значимые изменения претерпевает «информационная окружающая среда» ([1], стр. 43), трансформирующаяся под воздействием «эффектов, порождаемых компьютером» ([1], стр. 43). При этом, «поскольку новые информационные окружающие среды суть прямые расширения нашей нервной системы, они состоят в значительно более тесной связи с условиями человеческого существования, нежели былая "естественная" окружающая среда» ([1], стр. 44).

Немного страшно

В целом «все новые технологии приносят культурную хандру, будто прежние разбудили фантомную боль после того, как исчезли» ([1], стр. 19). «Это опыт, который каждый испытывает, когда пытается привыкнуть к новым возможностям, которые привносят новые технологии» ([1], стр. 16). В этой связи «искусство жизни заключается в постоянной адаптации к нашему окружению» ([1], стр. 24).

Все мы владеем этим искусством в разной степени. Здесь можно сказать, что скорость такой адаптации обратно пропорциональна страху (дискомфорту, непринятию, отрицанию), испытываемому индивидом в связи с появлением новых технологий. В этой связи необходимо заметить, что, пожалуй, никогда за историю человечества межпоколенческий социально-культурный разрыв, обусловленный именно технологическим фактором, не был столь значим, как в последние годы.

Еще раз подчеркнем, природа страха перед новациями в области технологий – это, прежде всего, внутривидовая конкуренция нас с вами как homo sapiens. Ее ярчайшее проявление – конкуренция в профессиональной сфере. Это, безусловно, объективный фактор. Но здесь различная скорость адаптации к новым технологическим возможностям, предлагаемым неограниченному кругу лиц, если и может выступать конкурентным преимуществом, то очень недолго.

Новые технологии – это, прежде всего, товар. Что очень важно – товар, на рынке которого предложение определяет спрос, так как невозможен спрос на то, чего просто не существует, до появления соответствующего предложения на рынке. Отсюда цель продавцов новых технологий, как и любого иного товара, – охватить его потреблением как можно более широкие круги потенциально заинтересованных лиц. При этом потребление новых технологий в профессиональной среде, характеризующейся в настоящее время максимальной степенью глобальной стандартизации, делает технологические новации новациями «для всех» очень быстро. Обратите внимание, в настоящее время алгоритмы взаимодействия потребителя с новыми технологиями (предлагаемый «интерфейс» такого взаимодействия) практически максимально примитизированы. Сложнейшие по своим технологическим возможностям «гаджеты» становятся доступны к потреблению малолетними детьми.

Отсюда страх новых технологий во многом иррационален. И вот понять эту его иррациональную составляющую очень важно.

Страх – чрезвычайно сильная эмоция. Он неконструктивен. Он дезориентирует нас, мешая объективной оценке ситуации и наших в этой ситуации возможностей. Однако, как чрезвычайно сильная эмоция, страх прекрасно привлекает наше внимание к определенной точке зрения на предлагаемые факты. Напугай человека – и ты завоевал его внимание, дал ему сенсацию, в рассказ о которой теперь смело можно вставлять «рекламную паузу». Отсюда, как мы уже отмечали выше, подача «новостей», связанных с технологическим прогрессом, часто имеет целью в определенном смысле «напугать» корреспондента. В свою очередь, страх проигрыша в конкурентной борьбе объективно сопровождает нас практически всю сознательную жизнь. И здесь страх перед новыми технологиями, доступными нашим конкурентам, но не нам, выступает своеобразным «множителем» этой эмоции.

Успокоительное из СССР

Обратите внимание, насколько позитивно звучало описание технологического прогресса, совершенствующего «средства труда» в советских учебниках по политической экономии.

«Производство благ, предназначенных для удовлетворения потребностей, – отмечали авторы учебника "Политическая экономия", – прошло длительный исторический путь развития: от добычи пищи с помощью элементарных орудий первобытного человека до господства современных технологий» ([6], стр. 37). «Быстродействующая информационно-вычислительная и управляющая техника многократно расширяет интеллектуальные возможности человека. …В процессе же труда не только изменяется внешняя природа, но и накапливаются знания, опыт, повышается квалификация людей, меняется сам человек» ([6], стр. 38).

«По мере углубления общественного разделения труда, то есть обособления различных видов деятельности, рабочая сила каждого человека как совокупность его физических и умственных способностей, его способность к труду, являющаяся главным условием производства в любом обществе, все более приобретает общественный характер. В результате объединения, кооперирования индивидуальных рабочих сил в едином производственном процессе возникает совокупная рабочая сила. Применение рабочей силы становится возможным только в определенной общественной комбинации.

Рабочая сила выступает в качестве личного фактора производства. Работник, трудящийся – главная созидающая сила общества. Весь ход исторического прогресса показывает, что значение личного фактора в функционировании и развитии общественного производства неуклонно возрастает. Научно-техническая революция вопреки довольно широко распространенным представлениям отнюдь не ведет к снижению роли человека в производстве. Наоборот, вооружая его могущественными орудиями и приборами, она усиливает эту роль, предъявляет к нему новые требования, формирует повышенный спрос на работников самой высокой квалификации» ([6], стр. 38–39).

Не выходя за рамки идей «органопроекции» Э. Каппа, советские политэкономы писали: «средства труда как вещь или комплекс вещей, которые человек помещает между собой и предметом труда и которые служат в качестве проводника воздействия человека на этот предмет, выступают своего рода продолжением его естественных органов, используемых в процессе труда. …К средствам труда относятся прежде всего орудия труда (различного рода механизмы и машины, приспособления и инструменты, двигатели, передаточные аппараты и т. д.). В условиях машинного производства механические средства труда развились в систему машин с тремя компонентами: рабочей машиной, двигателем и передаточным устройством. Научно-техническая революция прибавила к ним новый компонент – управляющее устройство, которое выполняет поддающиеся формализации функции умственного труда. Используя этот компонент, работник постепенно выходит из непосредственного процесса производства и становится рядом с ним. … [Так] Управляющее устройство образует своего рода "нервную систему" производственного организма» ([6], стр. 40).

«Предметы и средства производства, – не уставали подчеркивать авторы, – сами по себе, вне человеческого труда, … ничего произвести не могут. Только рабочая сила – активный, творческий элемент производства. Приводя в движение средства и предметы труда, она превращает их в действительные средства производства. Личный фактор всегда был и остается основным, единственным творящим элементом производства» ([6], стр. 40-41).

Нет конкуренции – нет проблем

Согласитесь, успокаивающие и вселяющие надежду на хорошее слова, замечательный рассказ про обеспечиваемое технологическим прогрессом будущее. Оно и понятно. Этот учебник из нашего социалистического прошлого, в котором как бы нет конкуренции, а любое развитие технологий может быть направлено только на всеобщее благо. «Конкуренция, – рассказывал нам советский энциклопедический словарь, – это антагонистическая борьба между частными товаропроизводителями за более выгодные условия производства и сбыта товаров, за получение наивысшей прибыли. Она порождается частной собственностью на средства производства и выступает как механизм стихийного регулирования общественного производства при капитализме. Для домонополистического механизма характерна свободная конкуренция, главным образом путем сбивания цен; при империализме свободную конкуренцию сменяет монополия. Но господство монополий не устраняет, а обостряет конкурентную борьбу, которая ведется между монополиями, внутри них, между ними и отдельными немонополизированными предприятиями, между империалистическими державами. В этой борьбе, – отмечалось тут же, – широко используются различные формы ценовой конкуренции (за счет технологического превосходства, методов сбыта и др.)» ([7], стр. 619).

Любопытно, что здесь же конкуренция как биологический процесс получала следующее определение: «Взаимоотношения активного соревнования между особями одного или разных видов за средства существования или условия размножения. Одна из форм борьбы за существование» ([7], стр. 619).

Получалось, что социализм победил в человеке это биологическое начало. Чего нельзя было сказать о людях, живущих при капитализме, что неизбежно должно было приводить к выводу о биологических отличиях человека социалистического. Но мы отвлеклись, это уже совсем другая история.

Пророчество о восстании инженеров

В отличие от советских политэкономов, еще на рубеже веков прямо противоположное мнение о роли технологии в конкурентной борьбе всех против всех высказывал американский экономист, основоположник институциональной школы в экономической науке, Торстейн Веблен (1857–1929).

Автор знаменитой «Теории праздного класса» в 1921 году в работе «Инженеры и ценовая система» ([8]), вдохновленный революционными процессами, происходившими в Советской России и глобальными тенденциями индустриализации экономики и технократизации практически всех сторон социальной жизни, предрекал миру революцию, способную передать власть в руки инженеров (здесь – высококвалифицированных специалистов в области производственных и иных технологий).

«Долгое время, – писал Веблен, – было принято выделять три фактора производства: землю, труд и капитал. …В свете последних событий [Имеются в виду технологическая революция и социально-экономические процессы рубежа XIX – XX веков.] стало ясно, что именно в этой тройственной системе упущено. Например, она не придает значения промышленным технологиям [Здесь технологии – это соответствующие знания.], поскольку те не приносят устойчивого исчисляемого дохода ни одному классу; они не занимают никакой доли в годовой выработке товаров. Промышленные технологии – это акционерный капитал знаний, полученных из опыта прошлого, они существуют и передаются как неделимое имущество всего общества. Это базис для всей производственной индустрии, но, за исключением случаев с патентами или коммерческой тайной, этот капитал не является чьей-либо личной собственностью. По этой причине он не считается фактором производства» ([8], стр. 23).

«Другим упущением этой схемы в ее исходном виде был сам предприниматель. Но в течение XVIII столетия бизнесмен все более и более бесцеремонно выходил на передний план и забирал себе все более и более щедрую долю годового дохода страны» ([8], стр. 23–24). «Этот … результат был связан с доверием, которое общество оказывало бизнесменам. Эффективность индустриальных мощностей росла, конечно, вследствие продолжительного прогресса в технологии, увеличения добычи природных ресурсов, роста населения. Но и бизнес-сообщество внесло свой вклад; его представители всегда могли препятствовать росту, и только с их согласия и их ведома процесс шел именно так и зашел столь далеко» ([8], стр. 25).

«По мере того, как росли масштабы бизнеса, объем управленческой работы тоже рос и требовал все больше сил и времени. Управляющие постепенно склонялись к тому, чтобы уделять основное внимание финансовой стороне дела. …Но одновременно промышленная система с технологической стороны демонстрировала рост диверсификации, специализации и сложности … на единицу оборудования или рабочей силы» ([8], стр. 27).

Таким образом, «с самых ранних этапов начало происходить постепенное дифференцирование между теми, кто разрабатывал и организовывал технологические процессы, и теми, кто управлял финансовыми потоками и занимался коммерческими вопросами. Соответственно, происходило разделение власти между менеджерами и техническими экспертами. Последние стали определять, как сделать производство более продуктивным и искать для этого различные пути и средства; а менеджмент продолжал решать [свои задачи], руководствуясь коммерческими соображениями» ([8], стр. 42).

«При этом сколько-нибудь эффективный менеджмент становился невозможен без все более высокой квалификации управленцев. В то же время и в силу тех же обстоятельств финансовые магнаты, все более замыкаясь на предпринимательские задачи, теряли связь с промышленными реалиями; и нужно признать, что при этом все меньше доверяли техническим специалистам, которых не понимали, но без которых не могли обойтись» ([8], стр. 44).

«Лишь совсем недавно, – продолжал Веблен, – технические специалисты начали проявлять классовое сознание и понимать, что они составляют главный штаб индустриальной системы» ([8], стр. 48). «Сложно предположить, - писал он, - каким образом, как скоро, в связи с чем и с каким результатом гильдия инженеров обнаружит, что она гильдия, и что материальное будущее общества уже в ее руках. Но уже очевидно, что положение в индустрии и согласие среди инженеров к этому приведут» ([8], стр. 51).

«По сравнению с населением в целом, включая финансовую власть и привилегированные классы, технические специалисты очень малочисленны, но они незаменимы для функционирования промышленности. Так мало их число и так четко очерчен и однороден их круг, что сжатая и всеобъемлющая организованность стала бы чем-то самим собой разумеющимся, если бы только у достаточного количества участников появилась общая цель … кажется очевидным, – заканчивал наш революционер-теоретик, – что индустриальная диктатура финансовых магнатов держится на терпении инженеров и они могут ее свергнуть в любой удобный момент по собственному усмотрению» ([8], стр. 51).

Пророчества не сбываются

К счастью, пророчества Веблена не сбылись. Осознание инженерами себя как гильдии легло в основу формирования экспертных сообществ, доверие к которым как к абстрактным системам, обеспечивающим безопасность существования в XX веке, позволило существовать современной цивилизации как мы ее знаем ([9], стр. 212–232). А «важнейшей характеристикой нашей цивилизации является то, что мы все получаем выгоду от знаний, которыми сами не располагаем» ([4], стр. 34). Ведь «член цивилизованного общества отличается не столько большим объемом знаний, сколько огромными возможностями извлекать пользу из знаний других людей, что и определяет его способность преследовать бесконечно более широкий круг целей, чем необходимо для удовлетворения его самых настоятельных материальных потребностей. В самом деле "цивилизованный" человек может быть крайне невежественным, более невежественным, чем многие дикари, но при этом извлекать массу выгод из цивилизации, к которой он принадлежит» ([4], стр. 33).

«Отдельный человек не в состоянии усвоить все то количество фактов, от которых зависит успех деятельности в обществе. И вся наша цивилизация, таким образом, неизбежно покоится на нашем доверии к вещам, истинность которых мы не в состоянии знать» ([4], стр. 31).

Таким образом, «природа современных институтов глубоко связана с механизмом доверия к абстрактным системам» ([9], стр. 212). И в определенной степени при их формировании и развитии внутривидовая конкуренция трансформируется во взаимовыгодное взаимодействие, основанное на доверии. Это объясняется наличием границ способностей и знаний не только конкретных индивидов, но и объединяющих их профессиональных сообществ, с развитием общества выглядящих все более скромно по сравнению с масштабами цивилизации в целом.

Мы – это абстрактная экспертная система

Следует отметить, что одной из таких абстрактных экспертных систем является и профессиональное сообщество бухгалтеров. Ведь мы с вами, дорогие коллеги, трудимся, составляя отчетность, отнюдь не для бухгалтеров, а для самых различных заинтересованных в понимании состояния компаний лиц. Эти лица не являются профессионалами в области бухгалтерского учета, а значит, могут использовать отчетные данные при принятии управленческих решений только доверяя им, доверяя бухгалтерскому учету как абстрактной системе, объединяющей профессионалов.

Не случайно в последнее время разговор о бухгалтерском учете все чаще звучит в контексте дискуссий о так называемой экономике доверия [См., например: Diekhoner P. K. The trust Economy – Singapore: Marshall Cavendish Business, 2017.]. Экономическая жизнь общества гораздо сложнее и масштабнее круга вопросов как бухгалтерского учета, так и информационных технологий. Соответствующие два профессиональных сообщества удовлетворяют определенный круг потребностей участников экономических отношений, при этом бухгалтер в гораздо большей степени отвечает общей идее экономиста, чем специалист в области IT. Их, как сейчас стало модно говорить, коллаборация – это замечательный шанс для этих двух «абстрактных экспертных систем», базируясь на доверии друг к другу, значимо увеличить доверие к себе со стороны участников экономических отношений в целом. И опыт формирования институтов XX века подсказывает, что эта возможность будет использована на благо как бухгалтерского, так и IT профессиональных сообществ. Отсюда любые разговоры об угрозе со стороны развития информационных технологий в сторону бухгалтерского учета в лучшем случае похожи на беседы об угрозе технологий, используемых при создании стиральных машин, счастью домохозяйки.

Но только ли в ощущении угрозы проигрыша в конкурентной борьбе кроется природа страха перед технологическими новациями? Об этом мы поговорим в следующей статье.

Литература:

1. Маклюэн М. Война и мир в глобальной деревне / Маршалл Маклюэн, Квентин Фиоре; пер. с англ. И. Летберга – М.: АСТ: Астрель, 2012.

2. Френк Р. Дарвиновская экономика: свобода, конкуренция и общее благо. – М.: Изд. Института Гайдара, 2013.

3. Моррис Д. Голая обезьяна – М.: Эксмо, 2009.

4. Хайек Фридрих Август фон. Право, законодательство и свобода: Современное понимание либеральных принципов справедливости и политики – М.: ИРИСЭН, 2006.

5. Моль А. Социодинамика культуры – М.: Прогресс, 1973.

6. Политическая экономия: Учебник для вузов / В.А. Медведев, Л.И. Абалкин, О.И. Ожерельев и др. – М.: Политиздат, 1988.

7. Советский энциклопедический словарь – М.: Советская энциклопедия, 1987.

8. Веблен Т.Б. Инженеры и ценовая система – М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2018.

9. Гидденс Энтони. Последствия современности. – М.: Издательская и консалтинговая группа «Праксис», 2011.