Бухгалтерский словарь и культура

Бухгалтерский учет и смысловая повседневность

В предыдущей статье*, уважаемые читатели, мы с вами говорили об участии бухгалтерского учета в социодинамическом культурном цикле общества. Мы видели, как, получая все более и более широкое распространение в повседневности, учетные категории начинают влиять на восприятие участниками хозяйственной жизни общества ее действительного содержания. Мы говорили о том, как восприятие учетных данных способно породить ситуации, названные профессором Я.В. Соколовым (1938-2010) парадоксами бухгалтерского учета.

Понимание бухгалтерского учета как своеобразного языка необходимо приводит нас к его (языка) философии, разговору о смысле символа, знака и к размышлениям о способности знака обеспечить восприятие человеком той подлинной реальности, которая за этим знаком скрывается. Способна ли бухгалтерская проводка действительно отразить всю полноту представляемой ею хозяйственной операции? Может ли категория, допустим, «основные средства», действительно охарактеризовать отражаемые таким образом в учете объекты? Без работ Витгенштейна ответы на эти вопросы сегодня просто немыслимы, и мы с вами постарались над ними поразмышлять.

Моль же, в свою очередь, в разговоре о социодинамической функции бухгалтерского учета предлагает нам посмотреть на эту ситуацию с иной стороны. Его работа подводит нас к пониманию «бухгалтерского языка» как части языка, используемого в текущее время обществом, и, соответственно, к разговору об учетных категориях как о части понятийного аппарата, но не только специалиста, а любого человека, воспринимающего информацию об экономической действительности. Моль предлагает нам задуматься над тем, какое место категории бухгалтерского учета занимают в словаре современной культуры, какую трактовку они получают в повседневном обиходе языковых смыслов, и как повседневное, бытовое прочтение бухгалтерских терминов может влиять на восприятие учетных данных пользователями отчетности.

«Словарь и культура» Абраама Моля

В книге Моля ([1]), которую мы с вами обсуждаем, есть маленький параграф «Словарь и культура». То, что в нем написано, имеет огромное значение для понимания того, что происходит в сознании людей, когда они получают какие-то данные, сделанные для них бухгалтерами. Это параграф о том, какое место в нашем сознании занимают «бухгалтерские слова» – учетная терминология.

«Экспериментальная психология, - пишет Моль, - утверждает, что инструментами культуры являются в первую очередь слова и лишь потом идеи» ([1], стр. 39). Если это действительно так, полагает автор, то изучение эволюции словаря может дать ключ к пониманию тенденций развития культуры ([1], стр. 39).

«Традиционная система образования*, - отмечает автор, - исходила из представления, что у человека сначала „возникает мысль" и лишь затем он подыскивает слова для ее выражения. Теперь же считают, что мысль и слово не отделимы друг от друга и что процесс умственной деятельности фактически начинается с освоения «пустых» слов через такие средства массовой коммуникации, как газеты, книги, радио**, через всю эту логосферу [здесь и далее по тексту выделено А. Молем - М.П.], как ее назвал Башляр***; затем мало-помалу эти слова обрастают некоторым смыслом, который их питает, связывает между собой и оплетает наборами признаков, составляющих сущность всякого знания; в конце концов человек понемногу научается и сам строить из этих слов высказывания, допускающие проверку ... . Отсюда, - приходит к выводу А. Моль, - понятно, что социодинамика культуры должна придавать первоочередное значение изучению словаря, этого строительного материала дискурсивного мышления» ([1], стр. 39-40).

Понятие словаря, конечно, здесь используется в его значении как «совокупности всех слов какого-нибудь языка, а также слов, употребленных в каком-нибудь одном произведении, в произведениях какого-нибудь писателя или вообще кем-либо», а не в значении «сборника слов (обычно в алфавитном порядке), с пояснениями, толкованиями или с переводом на другой язык» ([2], стр. 650).

А Моль предлагает нам взглянуть на структуру словаря вот так (рис. 1):

Рис. 1. Схематическое изображение структуры словаря ([1], стр. 40).

«На диаграмме, - комментирует свое видение употребляемого нами словаря А. Моль, - проведено разграничение между основным лексиконом науки, сравнительно небольшим и состоящим из многозначных слов, и специальным словарем, возрастающим в прямой зависимости от роста научной культуры, но разбитым на узкие, почти не сообщающиеся между собой секторы. [Здесь словарь] практически однозначен: каждое слово обозначает одну вещь и на каждую вещь приходится по одному слову» ([1], стр. 40).

И вот здесь Моль обращает внимание на очень важную особенность. «Писать для читателя, обладающего общенаучной культурой ([а это, по мнению Моля,] идеал читателя в современном обществе), - значит пользоваться основным лексиконом науки, который должен быть известен такому читателю, но отказаться от специальных терминов» ([1], стр. 40).

Таким образом, Моль утверждает невозможность «разговора» с читателем, представляющим широкую публику (даже обладающим достаточной общенаучной культурой), на языке специального словаря какой-либо области знаний. Специальные термины, по мнению Моля, таким образом, просто не могут быть восприняты широкой аудиторией так, как их понимает специалист.

Здесь автор также обращает наше внимание на одно весьма интересное явление трансформации словаря, на так называемые им «ключевые слова». «Ключевые слова, - пишет он, - по своему происхождению представляют собой редкие и специальные термины, которые по тем или иным причинам „вошли в моду" и стали языковым символом каких-то проблем. Благодаря резкому росту их частоты употребления, приближающему такие слова к основному лексикону, они играют важную роль в жизни языка» ([1], стр. 40).

Возьмем, например, слово «бюджетный». В последнее время оно стало очень широко употребляться в бытовом русскоязычном пространстве для обозначения смысла - недорогой, дешевый, приемлемый по цене и т. п. Это пример «проникновения» слова «бюджетный» из сферы специальной терминологии в ядро общеупотребительных слов, где понятие «бюджет» не имеет ничего общего с доступностью цены вещи.

Самостоятельная жизнь слова

Сказанное подводит нас к мысли о том, что с момента появления в словаре слово начинает жить своей самостоятельной жизнью, отчасти заключающейся в его путешествии по сферам словаря, не зависящем от его (слова) первоначального специального смысла.

«В процессе регулярного употребления специальной лексики ее характер, - отмечает Моль, - постепенно эволюционирует. Слова становятся все более и более абстрактными, по мере того как возрастает отвлеченность обозначаемых ими понятий. Воздвигается барьер непонимания не только перед непросвещенным, но также и перед образованным человеком, которому уже не под силу разбираться во всех тонкостях усложняющихся построений. ...В результате возрастает не только число понятий, но и запутанность построений, что делает сложность характерной чертой современной культуры» ([1], стр. 43).

«Вокруг не меняющегося веками „ядра" словаря и слоя разговорных слов, который постоянно изменяется, в чем и проявляется самостоятельная жизнь языка, - пишет наш философ, - возникает колоссальный фонд в несколько десятков тысяч слов, намного превосходящий словарный запас, доступный одному человеку, если не считать лексики, относящейся к его профессиональной деятельности, где он может в совершенстве овладеть „техническим жаргоном"» ([1], стр. 41). По мнению Моля, степень распространенности этих слов находится в прямой зависимости от масштабов той области знания, к которой они относятся ([1], стр. 41).

Так похожие двойники с таким непохожим смыслом

С детства мы с вами привыкли к существованию слов-двойников, употребление которых в различных ситуациях предполагает передачу совершенно разных смыслов. Так, например, всех детей забавляет, что лук - это и овощ, и оружие. Наш замечательный карикатурист в своей зарисовке к нашей предыдущей статье подметил, что моль - это и насекомое, и перевод на русский язык фамилии автора обсуждаемой нами книги. Все это очень весело и при этом почти не вызывает затруднений в надлежащем понимании сказанного. Почему? Потому, что, возвращаясь к  молевской схеме словаря, слова «лук» относятся к одной и той же его сфере - группе общеупотребительных слов.

Также не вызывает удивления и сложностей «одинаковость» некоторых специальных терминов, относящихся к различным областям профессиональной терминологии. Так мат - это и предмет в школьном спортзале, и поражение в  шахматной партии, и незначительная шероховатость гладкой поверхности, и нецензурная брань.

Однако, возникают ситуации, когда специальный термин, проделав «путь ключевого слова», попадает в состав общеупотребительных слов, оставаясь при этом и в составе специальных. Его эволюция до элемента общеупотребительного словаря определенным образом меняет его смысл.

При этом смысл слова в специальной лексике остается неизменным. Возможна обратная ситуация, когда какое-либо слово из группы общеупотребительных будет взято «на вооружение» специальным словарем, где его использование задаст ему иное в сравнении с предыдущим значение. Вместе с тем, его общеупотребительная функция останется неизменной.

И вот тут может возникнуть ситуация, когда специалисты будут «говорить одно», а широкая публика будет «слышать совсем другое».

Обманчивое совпадение набора знаков

«В последние годы, - писал А. Моль в 1967 году, - представление о том, как происходит усвоение материала культуры отдельным человеком, во многом изменилось в связи с возникновением теории коммуникации. [С ее позиций] культура - это, в сущности, огромное множество сообщений.

Каждое из них представляет собой конечное и упорядоченное множество элементов некоторого набора, выстроенных в виде последовательности знаков... ...Элементарный акт коммуникации предполагает, во-первых, существование отправителя сообщения, который выбирает из определенного набора (перечня) какое-то количество знаков и располагает их по известным законам, во-вторых, канал, по которому передается сообщение в пространстве и времени, и, наконец, получателя, который осуществив прием знаков, составляющих сообщение, и идентифицировав их с помощью имеющегося у него перечня, воспринимает заключенные в множестве этих знаков формы, закономерности и значения и вводит их в свою память...» ([1], стр. 126-127).

Представление бухгалтерской отчетности заинтересованным лицам - это также классический акт коммуникации. Здесь, отправитель сообщения де-юре - отчитывающаяся компания, де-факто - составившие отчетность бухгалтеры; получатель сообщения - пользователь отчетности; а передаваемые знаки - это и есть учетные данные.

Чтобы коммуникация состоялась, отправитель и получатель должны иметь «более или менее совпадающие наборы знаков» ([1], стр. 127). Если знаки сообщения отправителя будут отсутствовать в словаре получателя, сообщение попросту станет для него абракадаброй и не будет воспринято.

Однако присутствие соответствующих знаков в словаре получателя сообщения может вовсе не означать того, что они наполнены для него тем же самым смыслом, который в них вкладывает отправитель. Слова могут быть одинаковыми, а смысл разный. И в случае с экономической информацией, в частности, с бухгалтерской отчетностью, смысл соответствующих знаков для отправителя будет определяться их значением в специальном словаре, а для получателя - в общеупотребительном.

Допустим, мы имеем сообщение: «фирма получила доходы». Что это означает с точки зрения бухгалтерской лексики?

Например, согласно пункту 2 ПБУ 9/99, «доходами организации признается увеличение экономических выгод в результате поступления активов (денежных средств, иного имущества) и (или) погашения обязательств, приводящее к увеличению капитала этой организации, за исключением вкладов участников (собственников имущества)».

Далее ПБУ устанавливает перечень условий, выполнение которых дает организациям право признавать доход полученным, то есть заявлять в своей бухгалтерской отчетности о его получении.

Так, в части выручки, это наличие следующих условий (п. 12):

«а) организация имеет право на получение этой выручки, вытекающее из конкретного договора или подтвержденное иным соответствующим образом;

б) сумма выручки может быть определена;

в) имеется уверенность в том, что в результате конкретной операции произойдет увеличение экономических выгод организации. Уверенность в том, что в результате конкретной операции произойдет увеличение экономических выгод организации, имеется в случае, когда организация получила в оплату актив либо отсутствует неопределенность в отношении получения актива;

г) право собственности (владения, пользования и распоряжения) на продукцию (товар) перешло от организации к покупателю или работа принята заказчиком (услуга оказана);

д) расходы, которые произведены или будут произведены в связи с этой операцией, могут быть определены».

Иными словами, сами деньги (иное имущество) фирма может еще и не получить, но, исходя из «имеющейся уверенности», уже будет показывать доходы полученными. Это бухгалтеры называют принципом начисления.

Как же может воспринять информацию о полученных доходах пользователь отчетности, не обладающий специальными знаниями в области бухгалтерского учета? Он может сделать это, опираясь на значение слова «доходы» из своего (по схеме Моля) словаря общеупотребительных слов.

Данная статья обращена, прежде всего, к русскоязычному читателю, поэтому давайте за этим общеупотребительным толкованием обратимся к словарю русского языка С.И. Ожегова.

Доход здесь - это «деньги или материальные ценности, получаемые от предприятия или от какого-нибудь рода деятельности» ([2], стр. 158). Значит, нет денег - нет и дохода. А если бухгалтеры заявляют, что доход получен - значит, у фирмы есть деньги.

Любопытно отметить, что расход по Ожегову - это «затрата, издержки»*. Также, это «потребление, затрата чего-нибудь для определенной цели» ([2], стр. 158), а также «графа в бухгалтерских книгах для записи издержек» ([2], стр. 158).

Прибыль же, по Ожегову, - это «сумма, на которую доход превышает затраты» ([2], стр. 520).

Таким образом, причины формирования парадокса «прибыль есть - денег нет» становятся гораздо понятнее.

Или вот, например, слово «амортизация». В словаре Ожегова мы можем найти следующее его толкование - «постепенное снижение стоимости имущества вследствие его изнашивания» ([2], стр. 26). Таким образом, в рамках «общеупотребительного» толкования понятия «амортизация» и «износ» неразделимы, тогда как в рамках специальной учетной терминологии мы будем говорить об амортизации скорее как о «процессе перенесения единовременных расходов, связанных с приобретением долгосрочного амортизируемого актива, на расходы (затраты) отчетных периодов в течение рассчитанного срока полезной службы этого актива» ([3], стр. 26).

Исходя из такого соотношения значений слова «амортизация», ситуацию, в которой оборудование полностью амортизировано, но продолжает работать, также можно охарактеризовать как один из парадоксов бухгалтерского учета.

Далее, допустим, слово «резерв» получает толкование, как «запас, откуда черпаются новые силы, ресурсы» ([2], стр. 600). И здесь также возможна на уровне непрофессионального восприятия ситуация, в которой резервы у предприятия есть, а долги оплачивать нечем.

Конечно, можно посоветовать тем, кто «не понимает», что такое амортизация и резервы, пойти и подучить бухгалтерский учет, но жизнь гораздо сложнее. И здесь вновь уместным будет вспомнить тезис, к которому мы с вами периодически вынуждены возвращаться - «бухгалтеры работают не для бухгалтеров».

Бухгалтерский словарь и ассоциации

А. Моль одной из важнейших функций словаря в обсуждаемом смысле этого понятия видел формирование «перечня слов, организованных в определенную систему» ([1], стр. 41), считая именно эту систему обусловливающей восприятие человеком адресованных ему информационных сообщений. Он, в частности, выделял ассоциативную систему организации словаря, «группирующую слова вокруг так называемых "тематических центров интересов", то есть объединяющую слова, которые составляют как бы смысловое окружение обозначаемых ими предметов и действий» ([1], стр. 42).

Мы говорим о влиянии на восприятие учетных данных общеупотребительного, бытового, повседневного смысла используемых в профессиональной речи понятий. Именно соотнесение с повседневной жизнью Моль видел как преимущество ассоциативной системы. «Следует признать, однако, - писал он, - что эта жизнь является чуть ли не антиподом культуры» ([1], стр. 42).

Восприятие индивидуумом любого сообщения, отмечал Моль, «возможно в той мере, в какой он сумеет выделить в сообщении множество знаков, совпадающих со знаками его собственного перечня» ([1], стр. 129). И вот формирование этого множества преимущественно происходит посредством ассоциаций, формирующих определенные «наборы знаков» словаря индивидуума, коррелирующие в его сознании со знаками полученного сообщения.

Интересно, что в качестве примера формирования такого набора знаков, выступающих признаками исходного слова (знака), Моль выбрал ассоциации со словом «налоги».

Представленная им схема выглядела следующим образом (рис. 2).

Рис. 2. Пример «созвездия» признаков, объединяющих исходное слово («налоги») и ряд слов, ассоциированных с ним ([1], стр. 139).

«Схема, - поясняет Моль, - отражает данные конкретно-социологического исследования, проведенного Шмольдерсом. Сети ассоциаций, подобные приведенной на рисунке, составляют как бы связующую канву нашего сознания. Пока что, - констатировал философ, - мы еще не умеем выявлять их все полностью» ([1], стр. 139).  Однако, обращал он наше внимание, замкнутый круг познания в области влияния бухгалтерского учета на экономическую жизнь общества можно разомкнуть, только осознав, что «понимание мира, которое мы можем достичь, зависит от тех знаний, которые мы имеем относительно процесса нашего восприятия мира» ([4], стр. 31).

Мы, дорогие коллеги, должны стремиться к этому пониманию, и в следующей статье в этом нам вновь попытаются помочь Людвиг Витгенштейн и его теория языковых игр.

Литература:
1. А. Моль. Социодинамика культуры. - М.: Прогресс, 1973.
2. С.И. Ожегов. Словарь русского языка - М.: Русский язык, 1984.
3. В.В. Ковалев, Вит. В. Ковалев. Корпоративные финансы и учет. 2-е изд. М.: Проспект, 2012.
4.  А. Моль. Теория информации и ее эстетическое восприятие. - М.: Мир, 1966.