Справедливая стоимость и английский язык: трудности перевода

Справедливая стоимость и английский язык: трудности перевода

Справедливая стоимость и fair value

В предыдущих статьях*, ведя разговор о справедливой стоимости, мы с вами обсуждали соответствие этого понятия определенной экономической реальности. Мы говорили о том, что эта категория имеет очень давнюю историю, и в разные периоды развития экономики «справедливая цена» или «справедливая стоимость» отражала меняющиеся взгляды на цели хозяйственной деятельности, на то, что люди называли прибылью или убытком, на роль денег в экономической жизни и т. д. Мы могли видеть, как постепенно понятие «справедливая стоимость» становилось все более адекватно некому образу идеальной, равновесной рыночной цены, отражающей представляемые идеальные условия хозяйствования.

Примечание:
*  Подробнее читайте в № 8 (август) «БУХ.1С», стр. 41, в № 9 (сентябрь) «БУХ.1С», стр. 39 за 2013 год.

Однако не менее важно здесь обратить внимание и на чисто языковую специфику смысла данной категории. Используемый нами термин «справедливая стоимость», в настоящее время уже представленный в тексте отечественных нормативных правовых актов – это перевод англоязычного термина «fair value». Почему это имеет значение? Давайте попытаемся разобраться.

Глобализация и ее бухгалтерские последствия

Одной из самых важных черт современного нам мира является глобализация. Конечно, это довольно избитое сегодня слово, но частота его использования в последнее время отнюдь не умаляет важности его значения.

Формировавшиеся веками политические, культурные, правовые, экономические, социальные и, важно подчеркнуть, языковые границы постепенно размываются. Социальный мир постепенно входит в новый виток своего развития.

Глобализация экономической деятельности не может не затрагивать и бухгалтерский учет. Становится все более актуальной межнациональная, межстрановая понятность учетных данных. Бухгалтерскому учету становится все более необходимо быть интернациональным.

Это отдельная, большая тема, которая выходит далеко за рамки этой маленькой статьи. Для нас здесь важно лишь то, что основой этого процесса в учетной практике стали международные стандарты финансовой отчетности (МСФО), отчасти «конкурирующие» на этом поле со стандартами US GAAP.

Концептуальные изменения, вносимые вот уже на протяжении более чем 20 лет в отечественные нормативные акты по бухгалтерскому учету, базируются на положениях МСФО.

Вместе с тем оба эти комплекса учетных стандартов написаны на английском языке. И, следовательно, те новации, которые неумолимо сближают российский бухгалтерский учет с его англо-американской школой, требуют перевода соответствующих текстов с английского языка на русский.

Бухгалтерский учет – это язык бизнеса, написанный на определенном языке

Не случайно, экономисты все чаще начинают рассматривать языковые аспекты экономического знания как важный вопрос в области понимания современных хозяйственных реалий. Так, например, по мнению Дэвида Тросби*, «процессы, благодаря которым идет порождение, обсуждение, оценка и передача экономических идей, стали предметом исследования сквозь призму подходов таких теоретиков литературного и критического анализа, как Деррида и Фуко» ([1], стр. 26). Следует отметить, что в России к работам Жака Дерриды** в связи с проблематикой бухгалтерского учета обращался профессор Я.В. Соколов (1938–2010)***.

Примечание:
*       Дэвид Тросби (David Throsby) – профессор экономики Университета Макгвайера в Сиднее (Австралия). Он широко известен благодаря своим работам в области экономики, искусства и культуры. Его последние исследования были посвящены культурной политике и роли культуры в экономическом развитии. Книга Дэвида Тросби «Экономика и культура» была опубликована в 2001 году Университетом Кембриджа, а позднее увидела свет также на испанском, итальянском, китайском, корейском, японском и русском языках. **     Жак Деррида (фр. Jacques Derrida, 1930–2004) – французский философ и теоретик литературы, основатель деконструктивизма.
***   См., например, Я.В. Соколов. Бухгалтерский учет как сумма фактов хозяйственной жизни – М.: Магистр, 2010, стр. 200–206.

Язык – это чрезвычайно сложная конструкция. Это не просто набор символов, обозначающих элементы мира, в котором мы живем. Язык – это наше мышление, а, следовательно, — это наши культура, история, традиции и множество иных важнейших факторов. Эти факторы определяют то, как мы мыслим на языке, то, как мы его используем. Поэтому никогда нельзя найти полного эквивалента обозначению чего-либо с помощью одного языка, например английского, в другом, например, русском.

Нельзя прочесть «русского» Пушкина в переводе на английский язык, также как уже «неанглийским» становится Шекспир в любом его русском переводе. Это не всегда заметно, это не всегда может иметь определяющее значение, но это чрезвычайно важно. И на это стоит обращать самое пристальное внимание, когда мы имеем дело с переводами англоязычных бухгалтерских текстов на русский язык. В нашем случае, в части термина «справедливая стоимость» это особенно актуально.

Легенда о Вавилоне или что писали для бухгалтеров Беньямин и Деррида?

В своей работе «Вокруг вавилонских башен» (Des tours de Babel) ([2]), в значительной степени содержащей обсуждение эссе Вальтера Беньямина* «Задача переводчика», Жак Деррида выдвигает свой знаменитый лозунг – «однозначность [текста] невозможна» ([2], стр. 27).

Примечание:
*          Вальтер Беньямин (нем. Walter Benjamin, 1892–1940) — немецкий философ еврейского происхождения, теоретик истории, литературный критик, писатель и переводчик

Эти работы написаны не самым простым для восприятия языком, но обратиться к ним, дорогие читатели, нам с вами здесь совершенно необходимо.

Поэтому я взываю к вашему терпению и снисходительности к данному параграфу этой статьи.

Вальтер Беньямин, рассуждая о принципиальных возможностях перевода, переводчика и его (перевода) потенциального читателя, приходит к следующему выводу: необходимо строго разделять понятия «перевода» текста и его (текста) «переводимости». «Переводимость» здесь — это способность языка, на который мы переводим оригинал, передать тот смысл обозначаемого оригинальным языком объекта в той степени, с той полнотой, таким образом (тут можно продолжать), какие характерны тексту оригинала.

Текст на любом языке – это определенная форма (она же и попытка) передачи смысла – предмета, означаемого на данном конкретном языке.

В этом стремлении к означению явлений «языки не чужды … друг другу; они априори, вне зависимости от исторического контекста родственны в том, что они хотят выразить» ([2], стр. 102). «Перевод, – пишет Беньямин, – также есть форма» ([2], стр. 98). Однако, «перевод был бы невозможен, если бы его глубинной сущностью было стремление к схожести с оригиналом» ([2], стр. 103), ведь «отношение содержания к языку в оригинале совершенно иное, нежели в переводе» ([2], стр. 107).

«Верность в переводе отдельных слов оригинала, — продолжает автор, — почти никогда не передает всю полноту их смысла. Ибо … значимость смысла для оригинала не исчерпывается одним лишь означаемым, но приобретается в соответствии с тем, как означаемое в определенном слове связано со способом производства значения» ([2], стр. 111), то есть построения формы выражения, обозначаемого текстом, написанным на определенном языке. Более того, как подчеркивает автор, «дословная передача синтаксиса оригинала полностью опрокидывает то, на чем зиждется всякое воспроизведение смысла, и представляет прямую угрозу для понимания» ([2], стр. 111).

«Итак, — приходит к выводу Беньямин, — совершенно ясно, насколько верное воспроизведение формы затрудняет точность передачи смысла» ([2], стр. 112). «Перевод, – заключает он, – вместо того, чтобы добиваться смысловой схожести с оригиналом, должен любовно и скрупулезно создавать свою форму на родном языке в соответствии со способом производства значения оригинала» ([2], стр. 112).

Развивая мысли Беньямина, Ж. Деррида, в свойственной ему манере создания полного загадок и двусмысленностей, чрезвычайно богатого содержанием и различными его оттенками текста, обращается «к рассказу или мифу о Вавилонской башне» ([2], стр. 9) — символу смешения языков и многоязыкости, непреодолимых барьеров в понимании друг друга людьми, говорящими на разных языках.

«Эта история, – как пишет Деррида, – говоря, по меньшей мере, о неадекватности одного языка другому, одного места в энциклопедии другому, языка самому себе и смыслу и т. п., … вместе с тем говорит о необходимости фигуральности, мифа, тропов*, оборотов, неадекватности перевода, чтобы восполнить то, что множественность [языков] нам воспрещает».

Примечание:
*        Троп – риторическая фигура, слово или выражение, используемое в переносном значении с целью усилить образность языка, художественную выразительность речи.

Видимо, желая всеми доступными способами привлечь наше внимание к чрезвычайной важности понимания сложностей передачи смысла, создаваемой множественностью языков, Деррида пишет там же, что «никогда нельзя обходить молчанием вопрос о языке, на котором ставится вопрос о языке и на который переводится рассуждение о переводе» ([2], стр. 10).

Это оригинальное высказывание философа подчеркивает мысль о недостижимости «истины, ... в которой смысл и буква уже не разъединяются» ([2], стр. 66). Они всегда разъединены в той или иной степени. Также, как обращает наше внимание Деррида, перевод «слишком часто трактуется как переход от одного языка к другому и [при этом] не рассматривается в достаточной степени возможность вовлечения в один и тот же текст более чем двух языков. Как перевести текст, написанный сразу на нескольких языках? Как "передать" эффект множественности? А если переводить, пользуясь сразу несколькими языками, будет ли это все еще называться переводом?» ([2], стр. 19–20).

Эккаунтинг, эккаунтология и айфарезничанье

Эти, казалось бы, отвлеченные филологические философствования имеют самое непосредственное отношение к современной практике бухгалтерского учета в России, где сегодня мы можем наблюдать смешение языков в лучших традициях мифа о Вавилоне.

Так, например, если мы с вами, уважаемые читатели, обратимся даже не к специальному, а к любому карманному англо-русскому словарю, призванному помочь англоговорящему человеку в его поверхностном знакомстве с русскоязычным языковым пространством, например, к Random House Webster`s pocket Russian dictionary [3], то в качестве перевода слова английского языка «accounting» он предложит нам слово русского языка – «бухгалтерия» ([3], стр. 149). Любопытно, что именно «бухгалтерия», — пишут американцы, – а не бухгалтерский учет, как чаще пишем мы. Парадокс этой ситуации, по мнению Я.В. Соколова «заключается в том, что все известные нам науки в русском языке представлены существительными женского рода (может быть потому, что этими науками занимаются, преимущественно, мужчины), по аналогии наша наука должна была бы называться "бухгалтерия", но ее с конца тридцатых годов XX в. стали именовать отечественным словом, существительным мужского рода "учет", придав ему прилагательное бухгалтерский» ([4], стр. 10).

Однако, заглянув, например, в составленный издательством «Ведомости» «Словарь бизнеса» (http://www.vedomosti.ru/glossary/), мы сможем встретить в нем такое слово русского языка, как «эккаунтинг». Этому термину данный словарь дает следующее раскрытие: «Эккаунтинг – это функциональная сфера бизнеса, связанная с обработкой, классифицированием, анализом и оформлением различных видов финансовой информаци. Кроме того, эккаунтинг связан с аудиторством, то есть контролем за правильностью ведения эккаунтинга. Основная цель [эккаунтинга] – бухгалтерская проводка сделок и операций, составление финансовых документов, среди которых выделяются отчеты о доходах и балансовый счет, бюджетные сметы, отчеты о наличностях и т. д. Эти документы составляют как за прошлые периоды, что необходимо для отчетов и проверки финансового состояния фирмы, так и в качестве проектов на будущее, что необходимо для проверки правильности замыслов предпринимателя в какой-либо сфере деятельности».

Это ли не Вавилон, это ли не столпотворение! Сколько языков переплелось в этом небольшом тексте, призванном разъяснить отечественному бухгалтеру, что же такое этот загадочный эккаунтинг! Наверное, Жак Деррида был бы счастлив получить такой яркий пример многоязыкого текста. Но счастливы ли здесь мы с вами, дорогие коллеги?

Эта любопытная история с «эккаунтингом» имеет свое продолжение. Как-то раз, поджидая своего коллегу в стенах Филологического факультета СПбГУ, я невольно услышал очень любопытный разговор наших студентов. Один молодой человек рассказывал другому о новом увлечении его подруги – изобретении глаголов. Вот, например, говорил он, есть слово «слякоть»* (дело было зимой). А она, к этому существительному придумала глагол – «слякать», то есть можно идти по слякоти и «слякать».

Примечание:
*  Слякоть – жидкая грязь, образующаяся от дождя или мокрого снега (С.И. Ожегов. Словарь русского языка – М.: Русский язык, 1984, стр. 652).

Я вспомнил здесь этот эпизод в связи с тем, что бухгалтеры, не отставая от филологов, также активно вводят в русскоязычное языковое пространство все новые и новые слова, далеко не ограничиваясь глаголами. Термин «эккаунтинг» при этом провоцирует даже появление названий новых наук. 

Так, на «сайте, посвященном, истории бухгалтерского учета и его неминуемому превращению в компьютерный учет», со звучным названием «Эккаунтология» (http://accountology.ucoz.ru/), это новое слово в русском языке расшифровывается так: «Экаунтология (от англ. account – счет, отчет, считать и гр. logos – слово, понятие, учение) – наука, изучающая универсальные возможности учета, независимо от бухгалтерского учета, в первую очередь применительно к компьютерным базам данных. В качестве научной дисциплины разработана автором [то есть М.Ю. Медведевым] в период 2004–11 гг. … Эккаунтология представляет собой синтетическую дисциплину, находящуюся на стыке бухгалтерского учета, философии, информатики и экономики. Ее задача – разработать методы объективного учета, максимально приближенного к реальности. Для этого предлагается изучить, а затем по возможности повторить структуру мироздания в учетной информационной системе».

Любопытно, что русскоязычный термин «эккаунтинг» здесь определяется как «то же, что анализ хозяйственной деятельности» (http://accountology.ucoz.ru/index/ehkaunting/0-5879).

Вот таким замысловатым смешением английского, греческого и русского языков рождается название новой науки об учете мироздания.

Но вот уже Казахский экономический Университет имени Турара Рыскулова в качестве базовых обязательных дисциплин вводит ту, что на русском языке называется «Эккаунтинг» (http://fiep.kazeu.kz/ru/iwant/ programmy-obucheniya-mgu). И, нужно сказать, является не одиноким в этом начинании. Так, например, в Москве, в Высшей школе международного бизнеса Российской Академиии Народного Хозяйства и государственной службы при Президенте РФ функционирует «Центр эккаунтинга и аудита», носящий, что примечательно, на русском языке именно такое название (http://gsib.rane.ru/program/short-term-programs/center-audit/teachers/).

Введение в русский язык новых слов, связанное с переходом отечественного учета на МСФО, было излюбленным предметом иронии профессора Я.В. Соколова. Достаточно вспомнить его статью «Айфарез: новое слово и новое дело» ([5], стр. 492–497).

«Айфарез, – писал Соколов, – звучит хорошо, это русское слово заимствовано из английского языка. IFA – это интернациональная (международная) федерация эккаунтинга (бухгалтерии). Введение нового слова обогатит, – потешался Ярослав Вячеславович, – наш богатый и безыскусный язык. Вместо непонятной аббревиатуры "МСФО" новое слово войдет в наш профессиональный лексикон. Айфарез следует определять как процесс перевода национальной системы учета на международные стандарты. …

Кто-то скажет, – продолжал профессор Соколов, – зачем мы вводим в русский язык еще одно иностранное слово? На это следует ответить:

1) аббревиатура МСФО содержит минимум три иностранных слова, а тут предлагается одно;

2) МСФО с точки зрения фонетики и практического применения – неуклюжее слово из четырех букв, хорошо еще, что не из трех или пяти;

3) МСФО означает некое понятие и выполняет функцию существительного, а айфарез становится глаголом и означает процесс.

Все сказанное, – заключал Профессор, – подчеркивает преимущество нового русского слова "айфарез", с которым легко работать – айфарезничать» ([5], стр. 492–493).

Ирония и реальность

Это была ирония, но любопытно, какой неироничный отклик она получила. Так, в размещенной на сайте «Аудиторской и консалтинговой фирмы АйЭфЭрЭс Аудит (IFRS – Audit) статье директора этой компании С.В. Модерова и доцента СПбГУ Н.В. Генераловой «МСФО в России: применение, отношение к ним со стороны Я.В. Соколова и их влияние на отечественный учет» (http://ifrs-audit.ru/ ?page_id=14) авторы пишут: «Невозможно оставить без внимания статьи, затрагивающие вопросы применения МСФО в России, опубликованные в журнале "БУХ.1С" в рубрике "занимательная бухгалтерия". … Главное на что следует обратить внимание, это то, что трансформация является не урегулированным процессом, что в свою очередь может привести к последствиям. Сократив английскую аббревиатуру МСФО – IFRS (International Financial Reporting Standards), Ярослав Вячеславович предложил российским читателям новые слова "айфарез" и "айфорезничество"».

Может быть, и «эккаунтинг» и «эккаунтология» – это тоже шутки соответствующих авторов и педагогов? Однако, в таком случае, очень важно, чтобы они были правильно поняты отечественными студентами и уже работающими бухгалтерами и аудиторами.

Так, в новое время меняется русский бухгалтерский язык.

Однако, как справедливо отмечает автор «науки» «эккаунтология», любой термин обозначает определенные явления окружающей нас реальности. «Перенос» слова из одного языка в другой требует тщательного внимания к тому, какой смысл пыталось, как сказал бы Ж. Деррида, донести до нас это слово в своем родном языке, и к тому насколько это возможно для него в его новом языке, заимствовавшем это слово и использующем его уже в своих конструкциях.

Стоимость и ценность

Но, вернемся к рассматриваемому нами термину «справедливая стоимость». Говоря о нем, нам следует принять во внимание еще одну очень важную деталь, а именно — специфику использования термина «стоимость» в специальной экономической литературе на русском языке, имеющую очень давнюю историю.

Как отмечает О.И. Ананьин, «терминологическая проблема, связанная с этим понятием, существует практически только в русском языке. Английскому слову "value", немецкому – "Wert", французскому — "valeur", а в славянских языках: польскому слову "wartosc" или чешскому — "hodnota" соответствуют два русских термина: "ценность" и "стоимость". Причем, в неэкономической, прежде всего философской литературе употребляется также только один русский термин – "ценность".

Ценность – это то, что несет в себе определенную значимость, достоинство, то, что имеет (и/или заслуживает) высокую оценку. Говоря о ценности, мы предполагаем наличие оценивающего субъекта: если это ценность, то всегда "ценность для…" кого-то или чего-то. Именно в этом смысле принято говорить о художественных и моральных ценностях. Аналогичным образом, экономические ценности – это блага, которые обладают достоинствами для участников хозяйственной жизни, получают их положительную оценку, то есть прежде всего чего-то сто/ят на рынке, имеют стоимость.

Классическая школа политэкономии видела свою задачу в том, чтобы выявить объективную основу цены товаров (или, что то же самое, рыночной оценки товаров). Эту основу классики связывали с затратами труда и других факторов производства, то есть выводили из причин, не зависящих, как они полагали, от отношения человека к вещи, его оценок вещи. Акцент на объективную основу экономических ценностей противопоставлял их другим ценностям, субъективная природа которых ни у кого не вызывала сомнений. Именно эта тенденция и закрепилась в русском языке в виде терминологического разграничения "ценностей" и "стоимостей". Оно отразило важный смысловой оттенок, связанный с экономическими ценностями. Вместе с тем "разведение" двух понятий вело к забвению общности между ними, способствовало тому, что "стоимость" вообще перестала многими восприниматься как ценностная категория.

В современной экономической литературе происходит возврат к термину "ценность". Следует, однако, иметь в виду, что в современной литературе содержание этого термина отличается от того, которое имели ввиду классики политэкономии и которое в русском языке вызвало появление термина "стоимость". [Ведь] современное содержание термина "ценность" утвердилось только в конце XIX в. … В соответствии с этим подходом цены товаров выводятся непосредственно из субъективных оценок и предпочтений людей, что существенно сближает экономические ценности с другими видами ценностей» ([6], стр. 60–61).

Так хорошо знакомая справедливая стоимость

Наконец, следует отметить, что к моменту принятия МСФО (IFRS) 13 «Оценка справедливой стоимости», актуальный для отечественной практики перевод которого на русский язык введен в действие на территории России приказом Минфина России от 18.07.2012 № 106н, отечественные бухгалтеры подошли с уже сложившимся в ходе многолетней практики пониманием термина «справедливая стоимость» на русском языке. На наш взгляд, ему в наибольшей степени соответствует перевод термина «fair value» – справедливая (реальная) стоимость, предложенный в увидевшим в 1998 году в издательстве «Аскери» переводе МСФО на русский язык ([7]). Здесь справедливая (реальная) стоимость определялась как «сумма денежных средств, на которую можно обменять актив или которой достаточно для исполнения обязательства при совершении сделки между хорошо осведомленными, желающими совершить такую сделку, независимыми друг от друга сторонами» ([7], стр. 868).

Еще раз напомним, что согласно действующему в России МСФО (IFRS) 13 «Оценка справедливой стоимости», «справедливая стоимость — это рыночная оценка, а не оценка, формируемая с учетом специфики предприятия. По некоторым активам и обязательствам могут существовать наблюдаемые рыночные операции или рыночная информация. По другим активам и обязательствам наблюдаемые рыночные операции или рыночная информация могут отсутствовать. Однако цель оценки справедливой стоимости в обоих случаях одна и та же — определить цену, по которой проводилась бы операция, осуществляемая на организованном рынке, по продаже актива или передаче обязательства между участниками рынка на дату оценки в текущих рыночных условиях (то есть выходная цена на дату оценки с точки зрения участника рынка, который удерживает актив или имеет обязательство)» (п. 2 МСФО (IFRS) 13 «Оценка справедливой стоимости»).

«Если, – определяет МСФО, — цена на идентичный актив или обязательство не наблюдается на рынке, предприятие оценивает справедливую стоимость, используя другой метод оценки, который обеспечивает максимальное использование уместных наблюдаемых исходных данных и минимальное использование ненаблюдаемых исходных данных. Поскольку справедливая стоимость является рыночной оценкой, она определяется с использованием таких допущений, которые участники рынка использовали бы при определении стоимости актива или обязательства, включая допущения о риске. Следовательно, намерение предприятия удержать актив или урегулировать или иным образом выполнить обязательство не является уместным фактором при оценке справедливой стоимости» (п. 3 МСФО (IFRS) 13 «Оценка справедливой стоимости»).

Указанное нами различие между новым определением справедливой стоимости на русском языке и привычным отечественным бухгалтерам русскоязычным определением данного понятия также следует учитывать при применении на практике МСФО (IFRS) 13.

Итоги

В предыдущих статьях мы с вами, уважаемые читатели, рассмотрели обзор суждений отечественных авторов о применимости к отечественной учетной практике категории справедливая стоимость.

Мы уделили внимание истории формирования этой экономической категории и даже могли видеть ее влияние на знаменитую работу Л. Пачоли. В данной статье мы отметили необходимость принимать в расчет и языковую специфику данного понятия, «перенесенного» к нам из англоязычных терминологических конструкций.

Таким образом, теперь у нас есть все основания обратиться к собственно тексту МСФО (IFRS) 13 «Оценка справедливой стоимости» (на русском языке), что мы и сделаем в следующей статье.

Не итоги

Заканчивая эту статью, справедливости (но не справедливой стоимости) ради следует сказать, что когда писался ее текст, обсуждаемые в нем «новые слова русского языка» текстовый редактор Microsoft Word возмущенно подчеркивал красным цветом.

Литература:
1. Д. Тросби. Экономика и культура – М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2013.
2. Ж. Деррида. Вокруг вавилонских башен / пер. с фр. В.Е. Лапицкого – СПб.: Machina, 2012.
3. Random House Webster`s pocket Russian dictionary, Second Edition – N.Y.: Random House Inc., 2000.
4. Я.В. Соколов. Основы теории бухгалтерского учета — М.: Финансы и статистика, 2000.
5. Я.В. Соколов. Бухгалтерский учет – веселая наука — М.: 1С–Паблишинг, 2011.
6. История экономических учений / Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой – М.: ИНФРА-М, 2001.
7. Международные стандарты финансовой отчетности 1998: издание на русском языке Аскери-АССА – М.: Аскери, 1998.