Л. Витгенштейн: «нам мешает стремление к обобщению»

Факты и совокупности

Принято считать, что ключевое отличие бухгалтерского учета от статистики состоит в том, что статистика занимается массовыми явлениями, предмет учета - это единичные факты хозяйственной жизни. Об этом написано в книгах, это гласит действующий сегодня в России Федеральный закон от 06.12.2011 № 402-ФЗ «О бухгалтерском учете». Однако, результатом учета единичных фактов, целью бухгалтерских процедур является отчетность, обобщающая собранную информацию и представляющая данные о фактах как определенные совокупности - активы, пассивы, доходы, расходы и проч.

Отражая в бухгалтерском учете любой факт, мы всегда строим учетные записи на основе соотнесения этого факта с какой-либо группой, совокупностью, определяемой тем или иным термином.

Именно в этом «стремлении к обобщению» Людвиг Витгенштейн (1889-1951) видел существенное препятствие для анализа любого терминологического поля посредством языковой игры.

В предыдущей статье*, посвященной замечательной «Голубой книге» Л. Витгенштейна, ставшей более доступной русскоязычному читателю благодаря переводам В.А. Суровцева и В.В. Иткина ([1]), мы могли видеть, как привычка к поиску стоящего за любым существительным (обязательно должного существовать) объекта реальности может привести к переполнению ложным смыслом таких искусственных категорий как баланс, амортизация и т. п.

Истина в игре

Поиск общего в частностях

Прежде всего, здесь нужно обратить внимание на то, что «существует тенденция искать нечто общее во всех сущностях, которые мы обычно подводим под общий термин. - Мы склонны считать, - пишет философ, - что должно быть нечто общее, например, во всех играх, и что это общее свойство является оправданием для применения общего термина "игра" к различным играм; тогда как игры образуют семью, члены которой имеют семейное сходство» ([1], стр. 46).

По мнению Витгенштейна, в этой склонности существует определенная опасность значимого заблуждения. «Это сравнимо, - писал он, - с идеей, что свойства (везде в неоговоренных случаях выделение курсивом - М.Л. Пятова) являются ингредиентами вещей, обладающих этими свойствами; например, что прекрасное является ингредиентом всех красивых вещей, примерно также как алкоголь является ингредиентом пива или вина, и что мы, поэтому, могли бы иметь красоту в чистом виде, не замутненную чем-то, что является красивым» ([1], стр. 46).

С подобным мы очень широко сталкиваемся в бухгалтерском учете. Так, например, говоря об активах, мы пытаемся дать определение этому объекту учета, выделив именно тот признак семьи, тот ингредиент, который обобщит весьма разнородные объекты, объединяемые в балансе в эту группу. Уже на протяжении многих десятилетий с этим мало что получается.

Так, если мы определяем активы, как имущество фирмы*, то мы не охватываем этим определением целый ряд объектов, формирующих активы фирмы, но не относящихся к имуществу. Это, например, расходы будущих периодов, незавершенное производство, гудвил, а относительно недавно, - убытки предприятия.

Если, вводя уточнение и ориентируясь на российские стандарты учета, мы говорим, что активы - это имущество, принадлежащее фирме на праве собственности, мы теряем возможность назвать активом даже дебиторскую задолженность.

С теми же сложностями мы сталкиваемся, если, в духе МСФО, определяем активы, как ресурсы компании, приносящие ей экономические выгоды. Ведь, например, те же отражаемые в активе баланса расходы вряд ли можно назвать ресурсами.

Если же, опираясь на положения динамической балансовой теории О. Шмаленбаха, мы говорим об активах, как о расходах, которые в будущем должны принести фирме доходы, мы не можем отнести к этой группе объектов, например, те имущественные объекты, приобретение которых не было связано с несением расходов. Или, оценивая подаренную компании недвижимость в сумме расходов по регистрации прав на нее и именно их (расходы) называя активом, мы приходим к абсурду.

Признак принадлежности к семье активов, это свойство, ингредиент активности, таким образом, неизменно ускользает от нас, оставляя лишь возможность говорить о том, что активы - это то, что бухгалтеры показывают в левой части баланса.

Но! Согласитесь, ведь это именно то, что большинство из нас услышало от своих преподавателей на первом курсе, когда разговор об учете с нами не был еще покрыт «ментальным туманом» теории учета, когда изучение бухгалтерских ребусов было для нас тем, что Л. Витгенштейн называет языковой игрой.

Так может быть активы - это и есть не что иное, как то, что бухгалтеры показывают в левой части баланса?

Но нет, мы не привыкли к такому примитивизму, нам нравятся языковые игры посложнее. «Можно привести следующие примеры, - пишут В.В. Ковалев и Вит. В. Ковалев в своей получивший широкую известность книге «Корпоративные финансы и учет: понятия, алгоритмы, показатели» ([2]). - Экономисты весьма вольно и легко используют в своих теоретических построениях понятие рыночной цены; у бухгалтера, напротив, возникает в этой связи множество вопросов: а что это такое, как ее исчислить, насколько полученная оценка достоверна и обоснована и т. п. Определение, согласно которому рыночная цена - это цена, устанавливаемая на рынке, вряд ли устроит бухгалтера» ([2], стр. 4).

Стремясь к логике дефиниций, которая может устроить бухгалтера, авторы дают следующее определение термина актив: «активы (assets), - пишут они, - ресурсы фирмы: а) выражаемые в денежном измерителе; б) сложившиеся в результате событий прошлых периодов; в) принадлежащие ей на праве собственности или контролируемые ею; г) обещающие получение дохода в будущем. Отражаются в активной части баланса.» ([2], стр. 13).

Листья есть, а активов нет

«Существует тенденция, укорененная в наших обычных формах выражения, - пишет Витгенштейн, - считать, что человек, научившийся понимать общий термин, скажем, термин "лист", тем самым, овладел общим образом листа, в противоположность образам отдельных листьев. Ему демонстрировали различные листья, когда он осваивал значение слова "лист"; и эта демонстрация отдельных листьев была лишь средством наконец завершить формирование "в нем" идеи, которая, как мы воображаем, есть своего рода общий образ. Мы говорим, что он видит то, что является общим во всех этих листьях; и это верно, если мы имеем в виду, что, отвечая на вопрос, он может сообщить нам определенные черты или свойства листьев. Однако, - продолжает Витгенштейн, - мы склонны считать, что общая идея листа есть нечто подобное визуальному образу, причем образу, который содержит только то, что является общим для всех листьев. Это опять-таки связано с идеей, что значением слова является образ или идея, соотнесенная с этим словом» ([1], стр. 46-47).

Однако, в приложении к бухгалтерскому учету эта идея терпит полное фиаско. Пытаясь помочь человеку овладеть образом листа, мы можем показывать ему листья, но если мы захотим, чтобы человек овладел образом актива, нам нечего будет ему показать.

Метод, погружающий в темноту

«Наше стремление к обобщению имеет и другой источник, - продолжает Витгенштейн, - увлечение методом науки. Я имею в виду, - подчеркивает он, - метод сведения объяснения природных явлений к наименьшему возможному числу примитивных естественных законов; а в математике - унификация трактовки различных тем посредством обобщения. У философов перед глазами постоянно находится метод науки, и они испытывают непреодолимый соблазн задавать вопросы и отвечать на них так, как это делает наука. Эта тенденция есть подлинный источник метафизики, и она заводит философа в полную темноту» ([1], стр. 47). Ни на шаг не хотят отставать от философов и бухгалтеры - теоретики.

В нашем случае мы можем наблюдать, говоря словами Витгенштейна, стремление свести все многообразие хозяйственной жизни к бухгалтерским проводкам - проводочкам, как умиленно называют их наши коллеги, и формируемому ими балансовому равенству.

И вот здесь попытка уложить развивающуюся экономическую жизнь в рамки общих примитивных учетных категорий точно также погружает учет во все больший интеллектуальный мрак.

Так, весьма показательно, что характеризуя период революционных изменений в экономической жизни российского общества, происходивший в 1990-е годы, В.Б. Ивашкевич писал: «Рынок перевернул многие наши представления, расширил круг используемых понятий, вариантов решения проблем. ... Появились новые виды активов и пассивов» ([3], стр. 72).

Прошло почти двадцать лет с момента опубликования этой статьи В.Б. Ивашкевича, а мы по-прежнему объясняем проблемы отчетности компаний, связанные с представлением всего комплекса ресурсов фирм, неприобретенного гудвила, результатов социальной активности компаний, качественных характеристик их деятельности - невозможностью втиснуть эти данные в рамки оцениваемых в деньгах элементов активов и пассивов баланса.

Старое как хорошо забытое новое

Как правило, сталкиваясь с чем-то новым, мы стремимся «разобраться» с ним инструментами привычной нам, «старой» логики. Однако, чем «новее» новое, тем менее оно «логично» в рамках уже знакомого. Часто гениальность идеи, решений кроется как раз в их полной нелогичности. Это сложно принять и это часто мешает и ученым, и практикам.

«Установка на более общее и более частное в логике связана с употреблением слова "вид" в логике, - пишет Витгенштейн, - связана с употребление слова "вид", что приводит к путанице. Мы говорим о видах чисел, видах пропозиций, видах доказательств; а также о видах яблок, видах бумаги и т. д. В одном смысле вид определяют свойство вроде сладости, твердости и т. д. В другом смысле различные виды - это различные грамматические структуры. Трактат по помологии* может быть назван неполным, если существуют виды яблок, о которых он не упоминает. Здесь у нас есть стандарт полноты в природе. Предположим, с другой стороны, что существует игра, похожая на игру в шахматы, но более простая, без пешек. Назвали бы мы эту игру неполной? Или назвали бы мы эту игру более полной, чем шахматы, если бы она каким-то образом походила на шахматы, но содержала новые элементы? Презрение в логике к тому, что кажется менее общим случаем, - подчеркивает Витгенштейн, - возникает из идеи, что он является неполным» ([1], стр. 48). Но насколько это оправдано?

Возвращаясь к бухгалтерии, но помня о шахматах - если представить, что есть дебет, но нет кредита - останется ли то, о чем мы говорим бухгалтерией?

Смешная и надуманная ситуация? Вовсе нет! Достаточно вспомнить простую бухгалтерию, по правилам которой ведется сегодня забалансовый учет. Но тогда, по-видимому, и актив может существовать без пассива, и, значит, необязательно для признания нового вида активов искать «уравновешивающую его в пассиве статью».

Или, наоборот, актив и пассив могут быть не исчерпывающей классификацией учетных объектов. Это уж точно фантастика? Мифическая тройная или N-мерная бухгалтерия? Но ее ведет каждая фирма, отражая доходы и расходы.

Ведь отчет о финансовых результатах - это не что иное, как дополнительный к балансу срез объектов учета. Доходы и расходы - это не активы и не пассивы. Это не забалансовый, это внебалансовый, сверхбалансовый учет.

И получается, что выход за рамки баланса, о котором мы рассуждаем сегодня как о чем-то мифическом, бухгалтеры сделали уже более века назад.

И, следовательно, может быть, новым явлениям в экономике просто нужно искать соответствующие им принципиально новые формы отчетности, не видя в этом ничего сверхъестественного.

Много значений одного слова

А может быть, привычное нам употребление классических бухгалтерских терминов можно изменить, следуя за той языковой игрой, которая происходит в обыденном словоупотреблении?

Ведь, например, мало кого удивит, если кто-то скажет, что основной актив фирмы - это ее сотрудники. Может быть, удивит бухгалтера?

Но можно ли так говорить? Ведь есть устоявшееся понимание этого термина, есть, наконец, ПБУ, МСФО? Разве можно с такой легкостью вместо определения: «активы - это то, с помощью чего фирма зарабатывает доходы» начать говорить: «активы - это то, с помощью чего (кого) фирма зарабатывает доходы»?

Видимо, предполагая, что мы с вами, дорогие читатели, зададимся этими вопросами в начале XXI века, Л. Витгенштейн писал: «Вы окажетесь в затруднении перед этим вопросом и обнаружите, что здесь мы наконец-то дошли до предела, то есть подошли к соглашениям» ([1], стр. 54-55).

«Помните, - обращается к нам философ, - что обычно мы не используем язык согласно строгим правилам; нас также не обучали ему посредством строгих правил» ([1], стр. 55).

Следует, наконец, понять, считал он, что «мы не способны ясно описать понятия, которые используем; и не потому, что мы не знаем их действительного определения, но потому, что их действительного "определения" нет» ([1], стр. 56).

В поисках правильных определений, корректных словоупотреблений, достоверного представления финансового положения и прочих загадочных вещей мы часто напоминаем ребенка, «который никак не может поверить, что одно слово может иметь два значения» ([1], стр. 57).

Разговор о бухгалтерских терминах и парадоксы учета: подводя итоги

Заканчивая наше общение с Людвигом Витгенштейном, хочется спросить: а нужны ли нам в таком случае вообще разговоры о терминологии, в том числе о терминологии в бухгалтерском учете?

Отвечая на этот вопрос, Л. Витгенштейн пишет буквально следующее:

«Ошибочно говорить, что в философии (можно читать: в науке, или - в теории бухгалтерского учета) мы рассматриваем идеальный язык как противоположный нашему обыденному языку. Ибо это создает впечатление, как будто мы считаем, что могли бы улучшить обыденный язык. Но с обыденным языком, - утверждает философ, - все в порядке. Всегда, когда мы создаем "идеальные языки", это делается не для того, чтобы заменить ими наш обыденный язык, но только для того, чтобы устранить некую тревогу в сознании тех, кто полагает, что получил точное потребление общеизвестного слова. Именно поэтому наш метод должен не просто перечислять реальные употребления слов, но, скорее, преднамеренно изобретать новые и, некоторые из них из-за того, что они кажутся абсурдными» ([1], стр. 59).

Этим методом в среде бухгалтеров-теоретиков пользовался профессор Я.В. Соколов (1938-2010), не только идентифицируя так называемые им «парадоксы бухгалтерского учета», самый известный из которых - «прибыль есть, а денег нет», но и, в определенным смысле, изобретая их. Если в своей книге «Очерки по истории бухгалтерского учета», увидевшей свет в 1991 году, он писал о шести парадоксах учета ([4], стр. 52-54), то в 2010 году в работе «Бухгалтерский учет как сумма фактов хозяйственной жизни», он будет писать о тридцати двух учетных парадоксах, отражающих практику употребления учетной терминологии ([5], стр. 146-183).

В деле изобретения парадоксов бухгалтерского учета профессора Соколова во многом вдохновляли работы известного французского философа и теоретика литературы Жака Дерриды (1930-2004). О них и значении этих работ для современного бухгалтерского учета - наша следующая статья.

Литература:
1. Л. Витгенштейн. Предварительные материалы к Философским исследованиям, повсеместно известные как Голубая и Коричневая книги - Сибирское университетское издательство, Новосибирск, 2008.
2. В.В. Ковалев, Вит.В. Ковалев. Корпоративные финансы и учет: понятия, алгоритмы, показатели - М.: Проспект, 2012.
3. В.Б. Ивашкевич. Проблемы учетной науки в прошлом и настоящем // Бухгалтерский учет. Юбилейный выпуск, посвященный шестидесятилетию журнала, 1997.
4. Я.В. Соколов. Очерки по истории бухгалтерского учета - М.: Финансы и статистика, 1991.
5. Я.В. Соколов. Бухгалтерский учет как сумма фактов хозяйственной жизни - М.: Магистр, 2010.